Будьте реалистами — требуйте невозможного.
Не успел Эблинг прийти домой, как зазвонил его мобильный. Годами Эблинг отказывался покупать телефон, потому что был технарем и не доверял этой штуке. И как это никто не боится прижимать к голове источник агрессивного излучения? Но у Эблинга была жена, двое детей и несколько коллег, и все время кто-нибудь жаловался, что с ним невозможно связаться. Так что в конце концов он сдался, приобрёл аппарат и подключил прямо у продавца. Телефон впечатлил Эблинга, как тот ни противился: само совершенство, красивый, гладкий, изящный. И вдруг, неожиданно, телефон зазвонил.
читать дальшеПоколебавшись, он ответил.
Какая-то женщина спросила какого-то Раффа, Ральфа или Рауфа, имени он не разобрал. Это ошибка, сказал он, неправильно набрали номер. Она извинилась и положила трубку. Вечером — ещё один звонок. «Ральф! — заорал хриплый мужской голос. — Ну, что? Как ты там, старая свинья?» «Ошиблись номером!» — Эблинг сидел в кровати. Было уже больше десяти, и жена укоризненно смотрела на него. Мужчина извинился, и Эблинг отключил телефон.
На следующее утро его ждали три сообщения. Он прослушал их в электричке по дороге на работу. Какая-то женщина со смешком просила перезвонить ей. Какой-то мужчина ворчал, требуя немедленно прийти, потому что долго его ждать никто не собирается; слышался звон стаканов и музыка. Потом опять женщина: «Ральф, ну где же ты?»
Эблинг вздохнул и позвонил в абонентскую службу.
- Странно, — сказала женщина скучающим голосом. — Такого вообще быть не может. Никто не может получить номер, уже выданный другому. Для этого существует множество мер безопасности.
- Но ведь случилось же!
- Нет, — сказала женщина. — Это невозможно.
- И что теперь делать?
Она сказала, что не знает. Такого никак не может быть. Эблинг открыл было рот и снова закрыл. Он понимал, что кто-нибудь другой на его месте сейчас бы вышел из себя, но он этого не любил, к этому у него не было способностей. Он положил трубку. Через несколько секунд снова раздался звонок.
- Ральф? — спросил мужчина.
- Нет.
- Что?
- Этот номер… Он неправильно… Вы ошиблись номером.
- Это номер Ральфа!
Эблинг положил трубку и сунул телефон в карман куртки. Городская электричка была переполнена, сегодня ему опять пришлось ехать стоя. С одной стороны на него напирала толстая женщина, с другой на него, как на заклятого врага, в упор смотрел усатый мужчина. Много было в жизни Эблинга такого, чего он не любил. Ему не нравилось, что жена у него такая рассеянная, что она читает такие глупые книжки и так чудовищно готовит. Ему не нравилось, что у него нет умного сына, а дочь кажется ему такой чужой. Ему не нравилось, что сквозь тонкие стены он всегда слышит, как храпит сосед. Но больше всего ему не нравилось ездить в час пик на транспорте. Все время тесно, все время битком, и хорошо там никогда не пахло.
А вот работу свою он любил. Он и дюжина его коллег сидели под очень яркими лампами и обследовали неисправные компьютеры, которые присылали магазины со всей страны. Он знал, как хрупки маленькие думающие пластинки, как они сложны и загадочны.
Никто не мог разгадать их до конца; никто на самом деле не мог сказать, почему они вдруг выходили из строя или делали странные вещи. Давно уже никто не доискивался до причин, просто меняли детали до тех пор, пока устройство снова не заработает. Он часто думал, как много в мире зависит от этих приборов, а ведь это всегда исключение, почти чудо, если они делают именно то, что должны. Вечером, в полусне, эта картина его тревожила — все эти самолёты, оружие с электронным наведением, серверы в банках — порой тревожила так сильно, что начинало колотиться сердце. Тогда Эльке раздраженно спрашивала его, почему он не лежит спокойно, лежать с ним рядом — это все равно что лежать в постели с бетономешалкой, и он извинялся и вспоминал, как мать говорила ему, что он слишком впечатлителен.
Как только он вышел из вагона, зазвонил телефон. Это была Эльке, она сказала, чтобы вечером, по дороге домой, он купил огурцов. В супермаркете на их улице сейчас очень дешёвые огурцы.
Эблинг пообещал и быстро попрощался. Телефон снова зазвонил, и какая-то женщина спросила его, хорошо ли он подумал, от такой, как она, откажется только идиот. Или он смотрит на это иначе?
- Нет, ответил он не раздумывая, он смотрит на это совершенно так же.
- Ральф! — Она засмеялась.
Сердце у Эблинга стучало, в горле пересохло. Он положил трубку.
По дороге в контору он был очень смущён и нервничал. Очевидно, голос прежнего владельца номера очень походил на его. Он снова позвонил в абонентскую службу.
- Нет, сказала женщина, — ему нельзя так просто дать другой номер, только если он заплатит.
- Но этот номер принадлежит кому-то другому!
- Не может быть, ответила она.- Для этого есть… - Меры безопасности, я знаю! Но мне постоянно звонят вместо… Знаете, я техник. Я понимаю, к вам все время обращаются люди, которые ни малейшего понятия ни о чем не имеют. Но я-то специалист. Я знаю, как… Она сказала, что не может ничего сделать. Она переправит его заявление дальше.
- А потом? Что будет потом?
- Потом, — сказала она, — будет видно.
Но она за это не отвечает.
В то утро он не мог сосредоточиться на работе. Руки дрожали, а в обед ему не хотелось есть, хотя давали шницель по-венски. В столовой не часто бывал шницель по-венски, и обычно он радовался уже накануне. Однако на этот раз он отнес свой поднос с недоеденной наполовину порцией, отошёл в тихий угол столовой и включил телефон.
Три сообщения. Дочь хотела, чтобы ее встретили после занятий балетом. Это удивило его, он даже не знал, что она танцует. Какой-то мужчина просил перезвонить. Ничто в сообщении не выдавало, кому оно предназначено — ему или кому-то другому. А еще какая-то женщина спрашивала, почему он так редко появляется. Ее голос, глубокий и бархатный, был ему незнаком. Как раз когда он хотел выключить телефон, тот снова зазвонил. Номер на экране начинался с плюса и цифры 22. Эблинг не знал, какая это страна. Он почти никого не знал за границей, только своего двоюродного брата в Швеции и одну толстую старуху в Миннеаполисе, которая каждое Рождество присылала фото, на котором она с усмешкой поднимала бокал. «За дорогих Эблингов» — было написано на обороте, и ни он, ни Эльке не знали, кто из них, собственно, с ней в родстве. Он поднял трубку.
- Мы увидимся в следующем месяце? — спросил какой-то мужчина. — Ты ведь будешь на фестивале в Локарно? Без тебя они не потянут при таких условиях, а, Ральф?
- Наверное, буду там, — сказал Эблинг. - Уж мне этот Ломан. Можно было ожидать. Ты говорил с ребятами из «Дегетель»?
- Ещё нет.
- Однако пора бы! Локарно нам может очень помочь, как Венеция три года назад, — человек рассмеялся. — А еще что? Клара?
- Да-да, — сказал Эблинг.- Ах ты, старая свинья, — сказал человек.
— Это невероятно.
- Я тоже так считаю, — сказал Эблинг.
- Ты что, простудился? Голос у тебя странный.
- Мне нужно… кое-что сделать. Я перезвоню.
- Ну ладно. Совсем не меняешься, да?
Мужчина положил трубку. Эблинг прислонился к стене и потер лоб. Ему потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя: это была столовая, вокруг него товарищи по работе ели шницели. Мимо проходил с подносом Роглер.
- Привет, Эблинг, — сказал Роглер. — Все путём?
- Ну конечно, — Эблинг отключил телефон.
Всю вторую половину дня он был рассеян. Сегодня его просто не интересовал вопрос, какая часть компьютера неисправна и как возникли дефекты, описанные торговцами в их загадочных сообщениях о поломках: клиент говорит, нажимал на кнопку «ресет», чт. выключить о. дисплея, но изображение ноль. Вот значит как оно бывает, когда у тебя есть то, чего ждёшь с радостью.
Он откладывал этот момент. Телефон был выключен, пока Эблинг ехал домой, выключен, пока он покупал в супермаркете огурцы, и во время ужина с Эльке и двумя детьми, наступавшими друг другу под столом на ноги, он тихо лежал в кармане, но Эблинг не мог перестать думать о нем. Потом он спустился в подвал. Там пахло сыростью, в одном углу громоздились ящики из-под пива, в другом стол и временно разобранный шкаф из ИКЕИ. Эблинг включил телефон. Два сообщения. Он хотел было послушать, но тут телефон в руке начал вибрировать: кто-то звонил.
- Да?
- Ральф.
- Да?
- Что такое? — она засмеялась. — Ты что, со мной играешь?
- Никогда бы не стал.
- Жалко! Рука у него задрожала: - Ты права. Вообще-то я бы… с тобой с удовольствием…
— Да? - …поиграл. - Когда? Эблинг оглянулся. Этот подвал он знал как свои пять пальцев. Каждую вещь он принес сюда сам. - Завтра. Ты скажешь, когда и где. Я буду там.
- Ты серьезно? - Догадайся. Он услышал, что она глубоко вздохнула.
- В «Пантагрюэле». В девять. Ты заказываешь столик.
- Будет сделано.
- Ты понимаешь, что это безрассудно?
- Кого это волнует? — сказал Эблинг.
Она рассмеялась и положила трубку.
В эту ночь он впервые за долгое время снова прикоснулся к жене. Поначалу она была озадачена, потом спросила, что с ним и не выпил ли он, потом уступила. Продолжалось это недолго, и пока он чувствовал ее под собой, ему казалось, что они делают что-то неприличное. Она похлопала его по плечу: ей нечем дышать. Он извинился, но прошло ещё несколько минут, прежде чем он отпустил ее и откатился в сторону. Эльке зажгла свет, посмотрела на него с упреком и удалилась в ванную. Конечно, он не пошел в «Пантагрюэль». Целый день он держал телефон выключенным, а в девять вечера сидел с сыном перед телевизором и смотрел футбольный матч второй лиги. Он ощущал электрическое покалывание, ему казалось, будто его двойник, его представитель в другой вселенной, как раз сейчас входит в дорогой ресторан, встречается с высокой красивой женщиной, которая внимательно вслушивается в его слова, смеётся, когда он произносит что-то остроумное, и чья рука время от времени словно случайно касается его руки.
В перерыве матча он спустился в подвал и включил телефон. Никаких сообщений. Он подождал. Никто не звонил. Только через полчаса он снова выключил телефон и пошел спать; он не мог больше делать вид, что его интересует футбол.
Заснуть не получалось, сразу после полуночи он встал и побрел, босиком и в майке, обратно в подвал. Включил телефон. Четыре сообщения. Прежде чем он успел их прослушать, кто-то позвонил.
- Ральф, — сказал мужчина. — Извини, что я так поздно… Но это очень важно! Мальзахер настаивает, чтобы вы встретились послезавтра. Весь проект зашатался! Моргенхайм тоже там будет. Ты ведь понимаешь, что поставлено на карту!
- Мне плевать! — сказал Эблинг.
- Ты спятил?
- Утрясётся как-нибудь.
- Ты вправду сумасшедший!
- Моргенхайм блефует, — сказал Эблинг. - Храбрости тебе не занимать!
- Да, — сказал Эблинг, — это так. Только он собрался прослушать сообщения, как телефон снова зазвонил.
- Тебе не стоило так поступать! — голос у нее был хриплый и сдавленный.
- Если бы ты знала, — сказал Эблинг. — У меня был ужасный день.
- Не лги. - Зачем мне врать?
- Это ведь из-за неё! У вас… все опять… закрутилось? Эблинг молчал.
- Сознайся хотя бы!
- Не дури!
Он спрашивал себя, какую женщину из тех, голоса которых он знал, она имеет в виду. Ему хотелось бы побольше знать о жизни Ральфа; в конце концов в какой-то степени она стала и его жизнью. Что Ральфу нравилось, чем он жил? Почему одни получают все, а другие мало; кому-то удаётся очень многое, а другим ничего, и это не связано ни с какими заслугами?
- Извини, — тихо произнесла она. — С тобой часто бывает… трудно.
- Я знаю.
- Но ты… ты ведь не такой, как другие.
- Я с удовольствием стал бы как все, — сказал Эблинг. — Но я никогда не знал, как это сделать.
- Значит, завтра?
- Завтра, — сказал Эблинг.
- Если ты опять не придешь, все будет кончено.
Беззвучно пробираясь наверх, он думал о том, есть ли этот Ральф на самом деле. Неожиданно ему стало казаться невероятным, что Ральф где-то там существует, занимается своими делами и ничего о нем не знает. Ведь очень может быть, что жизнь Ральфа с самого начала была предназначена для него, может, только по случайности они обменялись судьбами.
Снова зазвонил телефон. Он поднял трубку, выслушал несколько фраз и воскликнул:
- Отменить!
- Как, извини? — испуганно спросил женский голос. — Он специально приехал, мы так долго добивались этой встречи, чтобы…
- Я могу обойтись без него. О ком могла идти речь? Он бы многое дал, чтобы узнать это.
- Нет, не можешь!
- Увидим.
Эйфория, какой он не знал прежде, переполняла его.
- Если ты так считаешь.
- Конечно, считаю!
Эблинг боролся с искушением спросить, о чем, собственно, речь. Он обнаружил, что может говорить что угодно, пока не задает вопросов, но люди сразу начинают что-то подозревать, как только он пытается что-то узнать. Вчера женщина, хриплый голос которой особенно нравился ему, так прямо и сказала, что он не Ральф, — и только из-за того, что он спросил, где именно в Андалусии они были в то лето три года назад. Он, наверное, так никогда ничего и не узнает об этом человеке. Однажды он остановился перед афишей нового фильма с Ральфом Таннером и на пару головокружительных секунд представил себе, что у него, возможно, номер телефона этого знаменитого актёра, что именно с его друзьями, коллегами и любовницами он говорит уже неделю. Почему бы и нет: голоса у него с Таннером похожи. Он покачал головой и, криво усмехнувшись, пошёл дальше. Все равно долго это продолжаться не может. Он не строил иллюзий, рано или поздно ошибку исправят, и телефон замолчит.
— Ах, это опять ты. Я не смог прийти в «Пантагрюэль». Она снова здесь.
- Катя? Ты имеешь в виду… ты снова с Катей?
Эблинг кивнул и записал имя на листке бумаги. Он предполагал, что женщину, с которой он сейчас говорил, зовут Карла, но у него было слишком мало косвенных доказательств, чтобы осмелиться так назвать её. К сожалению, никто теперь не говорит своего имени, когда звонит по телефону: номера высвечиваются на экране, и все исходят из того, что другой человек знает, кто ему звонит, перед тем, как взять трубку.
- Этого я тебе не прощу.
- Мне очень жаль.
- Вздор. Ничуть тебе не жаль.
- Ну да, — Эблинг улыбнулся и прислонился к боковой стенке икейского шкафа.
— Может, и нет. Катя удивительная.
Она покричала немного. Она ругалась и угрожала, а потом ещё и расплакалась. Но ведь эту путаницу в конце концов устроил Ральф, у Эблинга не было причин испытывать угрызения совести. Сердце у него колотилось, пока он слушал её. Никогда ещё не приближался он так близко к душе волнующейся женщины.
— Возьми себя в руки! — резко сказал он. — Ничего бы не вышло, ты же отлично понимаешь!
После того как она положила трубку, он еще постоял с чувством лёгкого головокружения, прислушиваясь к тишине, словно откуда-то ещё могли донестись рыдания Карлы.
Столкнувшись на кухне с Эльке, он остановился в удивлении. На мгновение ему показалось, что она из другой жизни или из сна, не имеющего никакого отношения к реальной жизни. И в эту ночь он прижал ее к себе, и она, колеблясь, опять уступила, и в это время он представлял себе Карлу, беспомощную от страсти. На следующий день, оставшись дома один, он впервые перезвонил по одному из номеров:
- Это я. Хотел только узнать, все ли в порядке.
- Кто говорит? — спросил мужской голос.
- Ральф!
- Какой Ральф? Эблинг быстро прервал звонок, потом попробовал другой номер.
- Ральф, боже мой! Я вчера пытался тебе… Я сделал… Я…
- Спокойно, — сказал Эблинг, разочарованный, что это была не женщина.
— Что такое?
- Я так больше не могу.
- Тогда перестань.
- Нет никакого выхода.
- Всегда есть, — Эблинг зевнул.
- Ральф, ты что, хочешь мне сказать, что я должен сделать выводы? Что я должен пойти до конца?
Эблинг переключал телевизионные каналы. Но ему не везло — казалось, везде показывают одни только концерты народной музыки и столяров, обрабатывающих деревянные плашки, да повторяют сериалы восьмидесятых годов — унылая послеобеденная программа. Как он вообще может это смотреть, почему он дома, а не на работе? Он не знал. Может быть, чтобы он просто забыл пойти туда?
- Я проглочу всю пачку!
- Давай, вперёд, — Эблинг потянулся за книгой, лежавшей на столе.
«Путь Я к себе» Мигеля Ауристоса Бланкоса. На обложке солнечный диск. Это была книга Эльке. Эблинг брезгливо отложил её.
- Тебе всегда все достаётся, Ральф. Ты получаешь все. Ты понятия не имеешь, что значит всегда быть вторым. Всегда одним из многих, всегда третьего сорта. Ты не знаешь!
- Так и есть.
- Я вправду это сделаю! Эблинг отключил телефон — на случай, если этот жалкий человек ему перезвонит. Этой ночью ему снились зайцы. Они были большие, смотреть на них было не смешно, они появлялись из лесной чащи и были похожи скорее на грязных оборванцев, чем на славных зайчиков из мультфильма, и смотрели на него светящимися глазами. В чащобе у него за спиной раздался треск, он вздрогнул, и его движение нарушило все, действительность распалась, и он услышал, как Эльке говорит, что это невыносимо, как можно так громко дышать, когда же у нее наконец будет своя спальня.
На другое утро телефон молчал. Эблинг ждал и прислушивался, но тот не хотел звонить. Когда наконец после обеда раздался звонок, это оказался просто начальник, который хотел знать, почему Эблинг не приходил в последние два дня, чем он заболел и где его больничный. Эблинг извинился, для верности покашлял, и когда начальник сказал, мол, ничего страшного, бывает, не стоит беспокоиться, ведь он уважаемый сотрудник, они знают ему цену, от ярости у него на глазах выступили слезы.
На следующий день он намеренно испортил три компьютера и настроил один жёсткий диск так, что ровно через месяц все данные с него должны будут исчезнуть. Телефон молчал.
Несколько раз он едва не набрал один из номеров. Большой палец уже лежал на кнопке «вызов», и он представлял себе, что лишь мгновение отделяет его от того, чтобы услышать один из тех голосов. Будь он посмелее, он нажал бы на кнопку. Или устроил где-нибудь поджог. Или стал искать Карлу. Хорошо хоть, в обед дали шницель по-венски. Дважды за восемь дней — редкая удача. Напротив него сидел Роглер и решительно жевал. «Новый Е-14, — сказал он с набитым ртом. — С ума сойти можно. Там ничего ещё не работает. Кто его купит, сам виноват». Эблинг кивнул.
— Но что же делать? — продолжал Роглер. — Он новый. Я тоже такой хочу! Другого-то ничего нет.
- Это точно, — сказал Эблинг. — Другого ничего нет.
— Эй! — сказал Роглер. — Перестань пялиться на свой телефон.
Эблинг вздрогнул и спрятал его в карман. «Совсем недавно ты не хотел никакого телефона, а теперь без него ни шагу. Да ты расслабься, ведь нет ничего срочного, это ясно». На мгновение Роглер замялся. Он проглотил кусок шницеля, положил в рот ещё один. «Ты меня только правильно пойми. Ну кто станет тебе звонить?»
читать дальшеПоколебавшись, он ответил.
Какая-то женщина спросила какого-то Раффа, Ральфа или Рауфа, имени он не разобрал. Это ошибка, сказал он, неправильно набрали номер. Она извинилась и положила трубку. Вечером — ещё один звонок. «Ральф! — заорал хриплый мужской голос. — Ну, что? Как ты там, старая свинья?» «Ошиблись номером!» — Эблинг сидел в кровати. Было уже больше десяти, и жена укоризненно смотрела на него. Мужчина извинился, и Эблинг отключил телефон.
На следующее утро его ждали три сообщения. Он прослушал их в электричке по дороге на работу. Какая-то женщина со смешком просила перезвонить ей. Какой-то мужчина ворчал, требуя немедленно прийти, потому что долго его ждать никто не собирается; слышался звон стаканов и музыка. Потом опять женщина: «Ральф, ну где же ты?»
Эблинг вздохнул и позвонил в абонентскую службу.
- Странно, — сказала женщина скучающим голосом. — Такого вообще быть не может. Никто не может получить номер, уже выданный другому. Для этого существует множество мер безопасности.
- Но ведь случилось же!
- Нет, — сказала женщина. — Это невозможно.
- И что теперь делать?
Она сказала, что не знает. Такого никак не может быть. Эблинг открыл было рот и снова закрыл. Он понимал, что кто-нибудь другой на его месте сейчас бы вышел из себя, но он этого не любил, к этому у него не было способностей. Он положил трубку. Через несколько секунд снова раздался звонок.
- Ральф? — спросил мужчина.
- Нет.
- Что?
- Этот номер… Он неправильно… Вы ошиблись номером.
- Это номер Ральфа!
Эблинг положил трубку и сунул телефон в карман куртки. Городская электричка была переполнена, сегодня ему опять пришлось ехать стоя. С одной стороны на него напирала толстая женщина, с другой на него, как на заклятого врага, в упор смотрел усатый мужчина. Много было в жизни Эблинга такого, чего он не любил. Ему не нравилось, что жена у него такая рассеянная, что она читает такие глупые книжки и так чудовищно готовит. Ему не нравилось, что у него нет умного сына, а дочь кажется ему такой чужой. Ему не нравилось, что сквозь тонкие стены он всегда слышит, как храпит сосед. Но больше всего ему не нравилось ездить в час пик на транспорте. Все время тесно, все время битком, и хорошо там никогда не пахло.
А вот работу свою он любил. Он и дюжина его коллег сидели под очень яркими лампами и обследовали неисправные компьютеры, которые присылали магазины со всей страны. Он знал, как хрупки маленькие думающие пластинки, как они сложны и загадочны.
Никто не мог разгадать их до конца; никто на самом деле не мог сказать, почему они вдруг выходили из строя или делали странные вещи. Давно уже никто не доискивался до причин, просто меняли детали до тех пор, пока устройство снова не заработает. Он часто думал, как много в мире зависит от этих приборов, а ведь это всегда исключение, почти чудо, если они делают именно то, что должны. Вечером, в полусне, эта картина его тревожила — все эти самолёты, оружие с электронным наведением, серверы в банках — порой тревожила так сильно, что начинало колотиться сердце. Тогда Эльке раздраженно спрашивала его, почему он не лежит спокойно, лежать с ним рядом — это все равно что лежать в постели с бетономешалкой, и он извинялся и вспоминал, как мать говорила ему, что он слишком впечатлителен.
Как только он вышел из вагона, зазвонил телефон. Это была Эльке, она сказала, чтобы вечером, по дороге домой, он купил огурцов. В супермаркете на их улице сейчас очень дешёвые огурцы.
Эблинг пообещал и быстро попрощался. Телефон снова зазвонил, и какая-то женщина спросила его, хорошо ли он подумал, от такой, как она, откажется только идиот. Или он смотрит на это иначе?
- Нет, ответил он не раздумывая, он смотрит на это совершенно так же.
- Ральф! — Она засмеялась.
Сердце у Эблинга стучало, в горле пересохло. Он положил трубку.
По дороге в контору он был очень смущён и нервничал. Очевидно, голос прежнего владельца номера очень походил на его. Он снова позвонил в абонентскую службу.
- Нет, сказала женщина, — ему нельзя так просто дать другой номер, только если он заплатит.
- Но этот номер принадлежит кому-то другому!
- Не может быть, ответила она.- Для этого есть… - Меры безопасности, я знаю! Но мне постоянно звонят вместо… Знаете, я техник. Я понимаю, к вам все время обращаются люди, которые ни малейшего понятия ни о чем не имеют. Но я-то специалист. Я знаю, как… Она сказала, что не может ничего сделать. Она переправит его заявление дальше.
- А потом? Что будет потом?
- Потом, — сказала она, — будет видно.
Но она за это не отвечает.
В то утро он не мог сосредоточиться на работе. Руки дрожали, а в обед ему не хотелось есть, хотя давали шницель по-венски. В столовой не часто бывал шницель по-венски, и обычно он радовался уже накануне. Однако на этот раз он отнес свой поднос с недоеденной наполовину порцией, отошёл в тихий угол столовой и включил телефон.
Три сообщения. Дочь хотела, чтобы ее встретили после занятий балетом. Это удивило его, он даже не знал, что она танцует. Какой-то мужчина просил перезвонить. Ничто в сообщении не выдавало, кому оно предназначено — ему или кому-то другому. А еще какая-то женщина спрашивала, почему он так редко появляется. Ее голос, глубокий и бархатный, был ему незнаком. Как раз когда он хотел выключить телефон, тот снова зазвонил. Номер на экране начинался с плюса и цифры 22. Эблинг не знал, какая это страна. Он почти никого не знал за границей, только своего двоюродного брата в Швеции и одну толстую старуху в Миннеаполисе, которая каждое Рождество присылала фото, на котором она с усмешкой поднимала бокал. «За дорогих Эблингов» — было написано на обороте, и ни он, ни Эльке не знали, кто из них, собственно, с ней в родстве. Он поднял трубку.
- Мы увидимся в следующем месяце? — спросил какой-то мужчина. — Ты ведь будешь на фестивале в Локарно? Без тебя они не потянут при таких условиях, а, Ральф?
- Наверное, буду там, — сказал Эблинг. - Уж мне этот Ломан. Можно было ожидать. Ты говорил с ребятами из «Дегетель»?
- Ещё нет.
- Однако пора бы! Локарно нам может очень помочь, как Венеция три года назад, — человек рассмеялся. — А еще что? Клара?
- Да-да, — сказал Эблинг.- Ах ты, старая свинья, — сказал человек.
— Это невероятно.
- Я тоже так считаю, — сказал Эблинг.
- Ты что, простудился? Голос у тебя странный.
- Мне нужно… кое-что сделать. Я перезвоню.
- Ну ладно. Совсем не меняешься, да?
Мужчина положил трубку. Эблинг прислонился к стене и потер лоб. Ему потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя: это была столовая, вокруг него товарищи по работе ели шницели. Мимо проходил с подносом Роглер.
- Привет, Эблинг, — сказал Роглер. — Все путём?
- Ну конечно, — Эблинг отключил телефон.
Всю вторую половину дня он был рассеян. Сегодня его просто не интересовал вопрос, какая часть компьютера неисправна и как возникли дефекты, описанные торговцами в их загадочных сообщениях о поломках: клиент говорит, нажимал на кнопку «ресет», чт. выключить о. дисплея, но изображение ноль. Вот значит как оно бывает, когда у тебя есть то, чего ждёшь с радостью.
Он откладывал этот момент. Телефон был выключен, пока Эблинг ехал домой, выключен, пока он покупал в супермаркете огурцы, и во время ужина с Эльке и двумя детьми, наступавшими друг другу под столом на ноги, он тихо лежал в кармане, но Эблинг не мог перестать думать о нем. Потом он спустился в подвал. Там пахло сыростью, в одном углу громоздились ящики из-под пива, в другом стол и временно разобранный шкаф из ИКЕИ. Эблинг включил телефон. Два сообщения. Он хотел было послушать, но тут телефон в руке начал вибрировать: кто-то звонил.
- Да?
- Ральф.
- Да?
- Что такое? — она засмеялась. — Ты что, со мной играешь?
- Никогда бы не стал.
- Жалко! Рука у него задрожала: - Ты права. Вообще-то я бы… с тобой с удовольствием…
— Да? - …поиграл. - Когда? Эблинг оглянулся. Этот подвал он знал как свои пять пальцев. Каждую вещь он принес сюда сам. - Завтра. Ты скажешь, когда и где. Я буду там.
- Ты серьезно? - Догадайся. Он услышал, что она глубоко вздохнула.
- В «Пантагрюэле». В девять. Ты заказываешь столик.
- Будет сделано.
- Ты понимаешь, что это безрассудно?
- Кого это волнует? — сказал Эблинг.
Она рассмеялась и положила трубку.
В эту ночь он впервые за долгое время снова прикоснулся к жене. Поначалу она была озадачена, потом спросила, что с ним и не выпил ли он, потом уступила. Продолжалось это недолго, и пока он чувствовал ее под собой, ему казалось, что они делают что-то неприличное. Она похлопала его по плечу: ей нечем дышать. Он извинился, но прошло ещё несколько минут, прежде чем он отпустил ее и откатился в сторону. Эльке зажгла свет, посмотрела на него с упреком и удалилась в ванную. Конечно, он не пошел в «Пантагрюэль». Целый день он держал телефон выключенным, а в девять вечера сидел с сыном перед телевизором и смотрел футбольный матч второй лиги. Он ощущал электрическое покалывание, ему казалось, будто его двойник, его представитель в другой вселенной, как раз сейчас входит в дорогой ресторан, встречается с высокой красивой женщиной, которая внимательно вслушивается в его слова, смеётся, когда он произносит что-то остроумное, и чья рука время от времени словно случайно касается его руки.
В перерыве матча он спустился в подвал и включил телефон. Никаких сообщений. Он подождал. Никто не звонил. Только через полчаса он снова выключил телефон и пошел спать; он не мог больше делать вид, что его интересует футбол.
Заснуть не получалось, сразу после полуночи он встал и побрел, босиком и в майке, обратно в подвал. Включил телефон. Четыре сообщения. Прежде чем он успел их прослушать, кто-то позвонил.
- Ральф, — сказал мужчина. — Извини, что я так поздно… Но это очень важно! Мальзахер настаивает, чтобы вы встретились послезавтра. Весь проект зашатался! Моргенхайм тоже там будет. Ты ведь понимаешь, что поставлено на карту!
- Мне плевать! — сказал Эблинг.
- Ты спятил?
- Утрясётся как-нибудь.
- Ты вправду сумасшедший!
- Моргенхайм блефует, — сказал Эблинг. - Храбрости тебе не занимать!
- Да, — сказал Эблинг, — это так. Только он собрался прослушать сообщения, как телефон снова зазвонил.
- Тебе не стоило так поступать! — голос у нее был хриплый и сдавленный.
- Если бы ты знала, — сказал Эблинг. — У меня был ужасный день.
- Не лги. - Зачем мне врать?
- Это ведь из-за неё! У вас… все опять… закрутилось? Эблинг молчал.
- Сознайся хотя бы!
- Не дури!
Он спрашивал себя, какую женщину из тех, голоса которых он знал, она имеет в виду. Ему хотелось бы побольше знать о жизни Ральфа; в конце концов в какой-то степени она стала и его жизнью. Что Ральфу нравилось, чем он жил? Почему одни получают все, а другие мало; кому-то удаётся очень многое, а другим ничего, и это не связано ни с какими заслугами?
- Извини, — тихо произнесла она. — С тобой часто бывает… трудно.
- Я знаю.
- Но ты… ты ведь не такой, как другие.
- Я с удовольствием стал бы как все, — сказал Эблинг. — Но я никогда не знал, как это сделать.
- Значит, завтра?
- Завтра, — сказал Эблинг.
- Если ты опять не придешь, все будет кончено.
Беззвучно пробираясь наверх, он думал о том, есть ли этот Ральф на самом деле. Неожиданно ему стало казаться невероятным, что Ральф где-то там существует, занимается своими делами и ничего о нем не знает. Ведь очень может быть, что жизнь Ральфа с самого начала была предназначена для него, может, только по случайности они обменялись судьбами.
Снова зазвонил телефон. Он поднял трубку, выслушал несколько фраз и воскликнул:
- Отменить!
- Как, извини? — испуганно спросил женский голос. — Он специально приехал, мы так долго добивались этой встречи, чтобы…
- Я могу обойтись без него. О ком могла идти речь? Он бы многое дал, чтобы узнать это.
- Нет, не можешь!
- Увидим.
Эйфория, какой он не знал прежде, переполняла его.
- Если ты так считаешь.
- Конечно, считаю!
Эблинг боролся с искушением спросить, о чем, собственно, речь. Он обнаружил, что может говорить что угодно, пока не задает вопросов, но люди сразу начинают что-то подозревать, как только он пытается что-то узнать. Вчера женщина, хриплый голос которой особенно нравился ему, так прямо и сказала, что он не Ральф, — и только из-за того, что он спросил, где именно в Андалусии они были в то лето три года назад. Он, наверное, так никогда ничего и не узнает об этом человеке. Однажды он остановился перед афишей нового фильма с Ральфом Таннером и на пару головокружительных секунд представил себе, что у него, возможно, номер телефона этого знаменитого актёра, что именно с его друзьями, коллегами и любовницами он говорит уже неделю. Почему бы и нет: голоса у него с Таннером похожи. Он покачал головой и, криво усмехнувшись, пошёл дальше. Все равно долго это продолжаться не может. Он не строил иллюзий, рано или поздно ошибку исправят, и телефон замолчит.
— Ах, это опять ты. Я не смог прийти в «Пантагрюэль». Она снова здесь.
- Катя? Ты имеешь в виду… ты снова с Катей?
Эблинг кивнул и записал имя на листке бумаги. Он предполагал, что женщину, с которой он сейчас говорил, зовут Карла, но у него было слишком мало косвенных доказательств, чтобы осмелиться так назвать её. К сожалению, никто теперь не говорит своего имени, когда звонит по телефону: номера высвечиваются на экране, и все исходят из того, что другой человек знает, кто ему звонит, перед тем, как взять трубку.
- Этого я тебе не прощу.
- Мне очень жаль.
- Вздор. Ничуть тебе не жаль.
- Ну да, — Эблинг улыбнулся и прислонился к боковой стенке икейского шкафа.
— Может, и нет. Катя удивительная.
Она покричала немного. Она ругалась и угрожала, а потом ещё и расплакалась. Но ведь эту путаницу в конце концов устроил Ральф, у Эблинга не было причин испытывать угрызения совести. Сердце у него колотилось, пока он слушал её. Никогда ещё не приближался он так близко к душе волнующейся женщины.
— Возьми себя в руки! — резко сказал он. — Ничего бы не вышло, ты же отлично понимаешь!
После того как она положила трубку, он еще постоял с чувством лёгкого головокружения, прислушиваясь к тишине, словно откуда-то ещё могли донестись рыдания Карлы.
Столкнувшись на кухне с Эльке, он остановился в удивлении. На мгновение ему показалось, что она из другой жизни или из сна, не имеющего никакого отношения к реальной жизни. И в эту ночь он прижал ее к себе, и она, колеблясь, опять уступила, и в это время он представлял себе Карлу, беспомощную от страсти. На следующий день, оставшись дома один, он впервые перезвонил по одному из номеров:
- Это я. Хотел только узнать, все ли в порядке.
- Кто говорит? — спросил мужской голос.
- Ральф!
- Какой Ральф? Эблинг быстро прервал звонок, потом попробовал другой номер.
- Ральф, боже мой! Я вчера пытался тебе… Я сделал… Я…
- Спокойно, — сказал Эблинг, разочарованный, что это была не женщина.
— Что такое?
- Я так больше не могу.
- Тогда перестань.
- Нет никакого выхода.
- Всегда есть, — Эблинг зевнул.
- Ральф, ты что, хочешь мне сказать, что я должен сделать выводы? Что я должен пойти до конца?
Эблинг переключал телевизионные каналы. Но ему не везло — казалось, везде показывают одни только концерты народной музыки и столяров, обрабатывающих деревянные плашки, да повторяют сериалы восьмидесятых годов — унылая послеобеденная программа. Как он вообще может это смотреть, почему он дома, а не на работе? Он не знал. Может быть, чтобы он просто забыл пойти туда?
- Я проглочу всю пачку!
- Давай, вперёд, — Эблинг потянулся за книгой, лежавшей на столе.
«Путь Я к себе» Мигеля Ауристоса Бланкоса. На обложке солнечный диск. Это была книга Эльке. Эблинг брезгливо отложил её.
- Тебе всегда все достаётся, Ральф. Ты получаешь все. Ты понятия не имеешь, что значит всегда быть вторым. Всегда одним из многих, всегда третьего сорта. Ты не знаешь!
- Так и есть.
- Я вправду это сделаю! Эблинг отключил телефон — на случай, если этот жалкий человек ему перезвонит. Этой ночью ему снились зайцы. Они были большие, смотреть на них было не смешно, они появлялись из лесной чащи и были похожи скорее на грязных оборванцев, чем на славных зайчиков из мультфильма, и смотрели на него светящимися глазами. В чащобе у него за спиной раздался треск, он вздрогнул, и его движение нарушило все, действительность распалась, и он услышал, как Эльке говорит, что это невыносимо, как можно так громко дышать, когда же у нее наконец будет своя спальня.
На другое утро телефон молчал. Эблинг ждал и прислушивался, но тот не хотел звонить. Когда наконец после обеда раздался звонок, это оказался просто начальник, который хотел знать, почему Эблинг не приходил в последние два дня, чем он заболел и где его больничный. Эблинг извинился, для верности покашлял, и когда начальник сказал, мол, ничего страшного, бывает, не стоит беспокоиться, ведь он уважаемый сотрудник, они знают ему цену, от ярости у него на глазах выступили слезы.
На следующий день он намеренно испортил три компьютера и настроил один жёсткий диск так, что ровно через месяц все данные с него должны будут исчезнуть. Телефон молчал.
Несколько раз он едва не набрал один из номеров. Большой палец уже лежал на кнопке «вызов», и он представлял себе, что лишь мгновение отделяет его от того, чтобы услышать один из тех голосов. Будь он посмелее, он нажал бы на кнопку. Или устроил где-нибудь поджог. Или стал искать Карлу. Хорошо хоть, в обед дали шницель по-венски. Дважды за восемь дней — редкая удача. Напротив него сидел Роглер и решительно жевал. «Новый Е-14, — сказал он с набитым ртом. — С ума сойти можно. Там ничего ещё не работает. Кто его купит, сам виноват». Эблинг кивнул.
— Но что же делать? — продолжал Роглер. — Он новый. Я тоже такой хочу! Другого-то ничего нет.
- Это точно, — сказал Эблинг. — Другого ничего нет.
— Эй! — сказал Роглер. — Перестань пялиться на свой телефон.
Эблинг вздрогнул и спрятал его в карман. «Совсем недавно ты не хотел никакого телефона, а теперь без него ни шагу. Да ты расслабься, ведь нет ничего срочного, это ясно». На мгновение Роглер замялся. Он проглотил кусок шницеля, положил в рот ещё один. «Ты меня только правильно пойми. Ну кто станет тебе звонить?»
@темы: книжки