Часть 3. Почему Европа не стала китайской колонией
«Ресурсом» мы называем любое преимущество, благодаря которому экономика может получать доход, не пропорциональный вложениям и усилиям. На примере Киевской Руси и Древнего Рима видно, что такой ресурс создает дисбалансы, делающие экономику неспособной пережить сокращение или потерю источника ресурса. Однако бывают случаи, когда ресурс не вызывает дисбаланса, но страна все равно двигается к пропасти
читать дальше
К середине Х века Китай был разделен по меньшей мере на десять королевств, власть императоров над которыми была номинальной. Конфликты и торговая конкуренция между центральной властью и королевствами способствовали развитию экономики и технологии. К XI веку династия Сонг номинально консолидировала большую часть Китая, но централизации не произошло. Доля частного бизнеса быстро росла (прошла даже массированная приватизация государственных производств), налоги были умеренными. Быстро развивалась торговля. Если период десяти королевств был временем активных инноваций, то эра династии Сонг была периодом развития инфраструктуры рынка. Даже столетняя война с монголами и переход к ним власти в конце XIII века не смогли ухудшить экономическое положение Китая.
В 1368 году китайцы свергли монгольское правление и крестьянин Джу Хуанзанг положил начало династии Минг. Первые императоры Минг наконец-то централизовали власть на всей ранее лишь условно подконтрольной территории и добавили к ней захваченные соседние страны. К XV веку Китай контролировал пространство от Северо-Восточной Африки до Явы. В Индокитае только Даль Вьет (нынешний Вьетнам) оставался независимым. Параллельно с правительственной инфраструктурой Минги создали иерархию евнухов, восходящую к совету при императоре. Евнухи были надежным «балансом» для правительства и поначалу пользовались особым доверием. Чтобы повысить управляемость, была проведена широкая национализация, и государство получило монополии на целый ряд отраслей, включая внешнюю торговлю. Во всей империи установились мир и стабильность.
В это же время Великий шелковый путь, который связывал Китай с Европой через посредников-арабов, а потом монголов, перестал функционировать: сперва распад монгольской империи, а затем и поход Тимура просто уничтожили его инфраструктуру. Европейцы и китайцы одновременно нуждались в очном торговом контакте по морю: путь по морю теперь был более безопасным и быстрым (150 дней против 300), да и корабли могли везти существенно больше груза на одного сопровождающего, чем верблюды. Встал вопрос, кто будет контролировать морскую торговлю. Более того, как много позже оказалось, уже тогда встал вопрос, кто будет метрополией, а кто — колонией.
Ответ казался очевидным: Китай к XV веку обогнал Европу в развитии минимум на 200-300 лет.
Объем китайского производства железа в XIV веке оценивается более чем в 300 000 тонн в год — много больше Европы. Китайцы использовали каменный уголь для выплавки металла, с VII века внедрили передельный процесс (через чугун). Европейцы перейдут с древесного угля на каменный и на передельный процесс только в XVI веке. Китайские воины в XIV веке вооружены в основном или дамасской, или (меньше) булатной сталью. Европейцы получат аналоги только к XVIII веку, а до того китайский меч будет перерубать европейский с одного удара.
Китай является родиной пороха. В Китае с XII века используются пушки, а с XIII — пушки с разрывными снарядами. В Европе конкурентоспособные пушки появятся только в XV веке, будут они в основном осадными, то есть пригодными для нападения, а не для защиты.
Уже в XIII—XIV веках в китайской текстильной промышленности используются станки, работающие от водяного колеса. Они похожи на станки, разработанные Харгривом и Эркрайтом в Англии… в XVIII веке! Китай одевал своих подданных в разы лучше и дешевле, чем Европа. В случае «встречи» китайская добротно одетая армия, защищенная от холода и имеющая возможность замены одежды, встретилась бы с европейскими солдатами, одетыми в единственную грубую рубашку и в лучшем случае кожаные штаны. Китайские офицеры были одеты в шелк — материал, массово производившийся в Китае и бывший редкостью в Европе. Шелк отпугивает вшей — главного переносчика тифа, окопной лихорадки и целого ряда других болезней. Европейская армия в те времена сильно страдала от подобных инфекций.
Китай с III века нашей эры использует бумагу. В Европе бумага появляется только в XI—XII веках, но до конца XIV века в Европе будет только одна фабрика по производству бумаги, в Италии. Между тем бумага — это стратегическое преимущество в войне: это много карт, это легкость написания приказов и возможность рассылки множества копий, это, наконец, возможность завернуть, прикрыть, сделать легкую перегородку. Ни папирус, ни пергамент не могут производиться в таких количествах. Да и зачем? В Европе в XVII веке до 90% населения не могут написать свое имя. В Китае к XIV веку средний и высшие классы грамотны, так же как и существенное количество выходцев из низших классов. В случае вторжения Китая в Европу в XIV—XV веках китайская армия была бы не в пример более координирована, чем европейская (даже если бы удалось создать единую европейскую армию).
Китай к XV веку стабильно производит больше продовольствия, чем может потребить. Мелиорация, развитое разделение труда, мультикультурное земледелие, два урожая в год позволяют выращивать устойчивый объем для продажи. В ежедневном потреблении китайских крестьян присутствует уголь, масло, вино, чай, у них есть время на занятие прикладным искусством, которое имеет широкий спрос. Городское население Китая составляет 20% (в Европе — около 10%), оно сытно кормится за счет покупаемых продуктов и производит существенно больше ремесленных изделий, чем европейское. Китайцы умеют дезинфицировать и консервировать продукты (чему очень помогают пряности), а основной продукт — рис — в консервации не нуждается. Китайская армия даже в Европе могла бы быть хорошо обеспечена пропитанием и защищена от желудочно-кишечных инфекций, чего не скажешь о европейской армии. Европа перешла к мультикультурному земледелию и даже заимствовала у китайцев существенно более эффективный «плавающий» плуг — но в XVIII веке. А в XIV в Британии был Великий Голод (именно с большой буквы), во время которого крестьяне ели собак, кошек, и некоторые источники утверждают, что детей.
Китайцы имели явное преимущество в живой силе. В 1400 году только в центральном Китае (без подконтрольного Индокитая) проживало около 85 млн человек, в то время как во всей Европе — около 60 млн. (К 1600 году в Китае было более 180 млн человек, в Европе — 85—90 млн. В 1800 — в Европе 120 млн, в Китае уже 300 млн.)
Наконец, китайцы легко могли доставить свои войска в Европу. В одном только 1405 году в Китае было заказано 1108 кораблей. Длина корабля — от 50 до 150 метров (крупнейшие европейские корабли XVIII века были в длину чуть более 50 метров). В начале XV века китайский флот совершает успешные морские атаки на Борнео, Яву, Суматру, Шри-Ланку, Бирму. В 1431 году совершен успешный поход вдоль берегов Восточной Африки. Для сравнения: в Непобедимой армаде у испанцев в конце XVI века было 130 кораблей максимальной длиной 40 метров. Самый большой известный флот в истории Испании насчитывал менее 250 кораблей.
По всем параметрам Китай должен был стать мировым гегемоном, в течение одного-двух веков добившись положения еще более прочного, чем США в современном мире; Европу ждала в лучшем случае роль зависимой лояльной колонии, в худшем — та же участь, что постигла цивилизации американских индейцев — инков и ацтеков.
Тем не менее пройдет совсем немного времени, и Португалия, а не Китай, будет контролировать морской путь и даже выдавит китайцев из Африки и Индии. Через 100 лет европейцы будут господствовать во всех океанах, через 200 — превзойдут Китай в области технологий, а через 300 лет в Европе в разгаре будет то, что потом назовут Great Divergence (Великое изменение), Китай же будет нищей провинцией, в которой две трети финансового оборота будут приходиться на торговлю опиумом.
Чтобы понять, почему Китай не использовал свои возможности, надо осознать структуру китайской экономики и управления времен династии Минг. Китай к концу XV века состоит из центральной части и множества провинций (включая покоренные Тибет, Манчжурию, Синдзянь, большую часть Индокитая и пр.) — очень похоже на Римскую империю. Но в Римской империи провинции были обложены сравнительно невысокими налогами, что позволило им развиваться быстрее метрополии, а в Поднебесной провинции сознательно обкладываются таким объемом налогов, чтобы ликвидировать всякую возможность их активного развития. Им сохраняют только возможность поддержания существования на стабильном уровне; никакого развития инфраструктуры, никаких инноваций. Уровень налогов и административное регулирование также исключают конкуренцию между провинциями.
В центральном Китае доходы от провинций создают избыточное богатство, которое не может быть инвестировано в развитие по причине слишком высоких регулятивных барьеров: господствующее конфуцианское учение предполагает стабильность во всем, в том числе в положении индивидуума в обществе; мотивации к конкуренции внутри страны нет; жизнь контролируется огромной армией чиновников, которая (естественно) не приветствует инициативу. Поскольку страна управляется «сверху», правила игры часто и непредсказуемо меняются: только за XV век в Китае частная торговля с иностранцами запрещается и разрешается десяток раз, государственная торговля с иностранцами то признается важной, то вообще отменяется, то регулируется самыми разными способами.
Китайцы долго будут успешно использовать технологическое наследие прошлого. Высокая производительность и большое трудоспособное население позволяют бедным не бедствовать, а богатым — получать достаточные прибыли. Внешней угрозы нет. Конкуренции нет в экономике, а с ликвидацией в конце XV века института евнухов ее не станет и в политике. Китай консервирует политическую систему, экономику, науку и образование. Резко сокращается флот, вводится государственная монополия на морскую торговлю, вводится запрет на взаимодействие с иностранцами, особенно европейцами (которых, тогда справедливо, почитают варварами). Государственной политикой становится изоляция от внешнего мира с целью (буквально!) защиты страны от «негативного влияния Запада». Идеологией образования — «учиться у предков». Парадигмами управления — опора на свои силы и стабильность в ущерб развитию.
Следствием такого курса станет не только потерянный шанс на обретение мирового господства. В течение 100 лет в Китае умирают институты, которые могли поддерживать инновации. Экономика замирает на одном уровне, а затем начинает деградировать. К XVII веку Китай уже не использует упомянутые выше станки, их конструкция забыта. Элита не хочет инвестировать накопленный капитал никуда, кроме предметов роскоши и недвижимости. Централизованная административная система не позволяет ответить на снижение производства товаров появлением альтернативных производителей, а в отсутствие внешней угрозы армия незаметно деградирует, не получая ни нового оружия, ни боевого опыта. При этом отсутствие соприкосновения с внешним миром не дает китайцам заметить свое растущее отставание: в стране год за годом крепнет убеждение, что Китай достиг пределов возможного; позитивные изменения в Японии и Европе игнорируются, нарастает неадекватность в оценке собственных сил.
Система однако оказалась на редкость прочной. В ней случались кризисы, в основном из-за природных катаклизмов. Так, «маленький ледниковый период» в середине XVII века, когда север страны остался без урожаев на несколько лет, моментально привел лишенную частной инициативы и изолированную от мира страну к параличу: голод лишил казну налогов, армии стало платить нечем. Результатом стала смена династий, приход к власти манчжуров и воцарение Цин. Но голод прошел, и императоры Цин пошли по тому же пути, разве что еще более выраженному. При них появляются очевидные признаки деградации: идет широкая монополизация землевладения; преследуются «интеллектуалы», уничтожаются книги и вводится цензура. В это же время в Китае начинает расти употребление опиума.
Опиум использовался в Китае для обезболивания примерно с VII века. Но лишь в веке XVIII из Индии в Китай завезли искусство смешивать опиум с табаком и курить. С захватом Британией Бенгалии — тогда мирового центра производства опиума — контроль над торговлей опиумом достался Ост-Индской компании, которая была сильно в долгах и близка к разорению. Руководство компании решило любой ценой создать в Китае рынок опиума, чтобы свести торговый баланс с Китаем. Несмотря на запрет на приобретение и употребление опиума, неоднократно выпускавшийся китайскими императорами, ОИК, благодаря сложной схеме, включавшей легальные аукционы в Калькутте, скрытую доставку опиума к берегам Китая на английских судах и распространение через местных дилеров, увеличила потребление опиума в Китае за 100 лет с 1730 года в 75 раз. Власти Китая, долго колебавшиеся между жесткими мерами (количество наркоманов росло экспоненциально, в то время как торговый баланс Китая стал к 1820 году отрицательным — все серебро уходило на опиум) и легализацией ввоза опиума для взимания налогов, выбрали жесткие меры.
До этого момента рецессия в экономике, многовековой застой, потеря инновационности, отставание от быстро прогрессирующего Запада могли не замечаться. Но в 1838 году, в ответ на уничтожение запасов опиума у дилеров и попытку пресечь поставки, англичане ответили военными действиями — и оказалось, что китайская армия ничего не может противопоставить даже небольшому экспедиционному корпусу англичан. Первая, а затем вторая опиумные войны ставят Китай на колени. Отобран Гонконг, опиум де-факто легализован через предоставление англичанам пяти портов для неконтролируемой торговли, выплачены возмещения опиумным торговцам, англичане получают приоритетные права на торговлю и специальные цены на экспортные товары; параллельно американцы и французы требуют тех же привилегий — и получают: Китай не в состоянии сопротивляться. Власть пошатнулась, и стабильности приходит конец. В середине XIX века восстание на юге Китая приводит к гибели 20 млн человек.
В результате вскрывается реальная сущность многовекового «равновесия на высоте», как называет это состояние экономист Марк Элвин. За века без развития страна пропускает далеко вперед своих стратегических противников, теряя шансы на защиту. Как только центральная власть отступает под внешними ударами, обнажается полное отсутствие каких-либо систем самоорганизации общества. Рушится вся экономика, кроме опиумной — Китай быстрыми темпами переходит с производства зерна и риса на выращивание мака. Медные деньги, которые еще недавно были универсальным внутренним средством платежа, уступают место мешочкам с опиумом: последние легче, их удобнее носить, и цена на них тверже. Еще вчера «идеальная» конфуцианская бюрократическая система оказывается насквозь гнилой: ни один чиновник не пытается бороться с опиумными посадками, как предписывает декрет императора. Устанавливается такса — размер взятки инспектору, пропорциональный размеру макового поля. Даже губернаторы провинций вводят полулегальный налог на опиум, делая таким образом бюджеты зависимыми от производства наркотика. Опиум фактически занимает место центральной власти в стране, объединяя ее торговыми путями, обеспечивая доход подданным и зарплату чиновникам.
Правительство Китая не понимает, что уже не правит страной, и даже организует активные кампании по модернизации под лозунгом «Движение за усиление страны». Эта кампания характеризуется множеством формальных действий, как сейчас сказали бы — «карго», и лишь создает иллюзию развития. В 1894 году военное столкновение с Японией приводит к сокрушительному поражению; реальность становится явной, и «модернизация» заканчивается. Однако руководство Китая не успокаивается. К 1901 году оно начинает активную компанию по искоренению производства опиума. Главными союзниками в этой кампании становятся… англичане: внутреннее производство опиума подорвало их бизнес по импорту опиума в Китай из Индии, и они хотят восстановить свои прибыли. После 10 лет неравной борьбы правительство Китая пало жертвой революции. Установленная нерушимым союзом опиумных фермеров, опиумных дилеров и опиумных наркоманов «Республика Китай» быстро завершит процесс превращения когда-то великой и передовой, а затем — стабильной и спокойной страны в нищую отсталую провинцию, фактически место для разграбления иностранцами. Китай должен будет пережить огромные жертвы, оккупации и гражданские войны, страшные годы культурной революции, чтобы только в конце ХХ века выйти на путь экономического роста.
Великий Китай погубило отсутствие конкуренции — внешней и внутренней. Географическое положение вместе с консолидацией вокруг Китая всего региона явились тем ресурсом, который сперва создал условия для исчезновения конкуренции и установления стабильности, а затем сам исчез с появлением у европейцев быстрых кораблей, мощного вооружения и экономических интересов на Востоке. Китай, полностью адаптировавшийся к своему ресурсу, как всегда бывает в истории, оказался полностью не готов к его исчезновению.
А вот Европа — нищая, раздробленная, в постоянных войнах, в то же время сформировала идеальную конкурентную среду. Развитие, начинающееся за четыре столетия до Великой Дивергенции, — результат бешеной гонки на выживание, в которой участвовали Испания, Англия, Португалия, Италия, Голландия, Германия, Франция и другие страны, понимавшие, что остановка равносильна самоуничтожению. Колонизация Европой Америки и Азии — лишь побочный продукт конкуренции и децентрализации внутри Европы. Еще бы, Колумб получил средства для своей экспедиции лишь с четвертой попытки — ни итальянцы, ни португальцы денег не дали. В Китае у Колумба была бы всего одна попытка — с очевидным результатом.
В современной России техническое наследие СССР вместе с дорогой нефтью позволяют власти верить в ложную «стабильность», бороться с конкуренцией и в политике и в экономике, держать регионы на голодном пайке, не давая им самостоятельности, и отгораживаться от Запада в страхе «чуждых влияний». Но Россия — даже не средневековый Китай: мы никогда не были в лидерах технологического развития, никогда не могли конкурировать с Европой. К тому же сегодня процессы идут быстрее — мы уже видим деградацию во всех областях жизни страны, а нефть, которую мы экспортируем, все больше напоминает китайский опиум как по своей экономической роли, так и по воздействию на умы граждан. Если ничего не изменить, не открыть страну для конкуренции внутри и вовне, очень скоро наше отставание от Запада станет критическим, и тогда вряд ли судьба России будет отлична от судьбы Китая в XIX веке.