Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Долгое ожидание
читать 1
Мы беседовали о старинных французских замках, а от них разговор перешел на ужасы средневековья, вроде железной клетки, в которой Людовик XI шесть лет продержал кардинала Балю, или каменных мешков. Каменные мешки я видел сам — это просто сухие колодцы футов тридцать или сорок глубиной; узника кидают на дно, и ждать ему больше нечего. До сих пор помню, какое впечатление произвели на меня эти темницы, и не удивительно — при моей склонности к клаустрофобии мне даже в купе спального вагона становится невмоготу. Вот почему я так обрадовался этой истории, рассказанной врачом, — вернее, я обрадовался, когда врач только приступил к рассказу, который поначалу, казалось, не имел никакого отношения к мукам погребенных заживо.
Жила на свете молодая женщина, некая миссис Кинг, которая была очень счастлива со своим мужем. У них были деньги, и они любили друг друга, но случилось так, что, рожая второго ребенка, миссис Кинг надолго впала в кому, а очнулась с явными симптомами «расщепления личности» — обычный случай послеродовой шизофрении. Ее бред был как-то связан с Декларацией Независимости, но к рассказу это не имеет отношения; стоило ей оправиться от родов, как признаки душевного расстройства стали исчезать. К концу десятого месяца она чувствовала себя совсем здоровой и с нетерпением ждала разрешения покинуть клинику.
Ей едва исполнился двадцать один год, было в ее облике что-то юное и трогательное, словом, весь персонал относился к ней с особой симпатией. Когда она настолько поправилась, что врачи решили отпустить ее с мужем в небольшую пробную поездку, эта новость сразу сделалась главной темой разговоров. Одна сестра съездила с ней в Филадельфию за новым платьем, другая знала удивительно романтичную историю их знакомства во время путешествия по Мексике, и уж все-то видели двух ее крошек, которых иногда привозили в клинику. Поездка была в Вирджиния-Бич, на пять дней.
Приятно было смотреть, как она собиралась в дорогу, как тщательно укладывала чемодан, прихорашивалась, завивала волосы и вся была поглощена этими радостными мелочами. За полчаса до условленного срока она уже была готова и ходила прощаться с соседями по этажу; ее новое платье было цвета морской волны, а шляпка казалась легким облачком после апрельской грозы. Ее тонкое хорошенькое личико, на котором болезнь оставила грустное, чуть испуганное выражение, сияло от предвкушения счастья.
— Ничего не делать — вот и все мои мечты, — говорила она; — целых три дня буду вставать, когда вздумается, и ложиться за полночь. А еще сама куплю себе купальный костюм и сама буду заказывать обед.
Рассказ был написан в 1937 году, а позднее вошел в сборник The Stories of F. Scott Fitzgerald.
Когда подошло время отъезда, миссис Кинг решила не ждать мужа в палате, а встретить его в вестибюле; провожаемая санитаром, несшим чемодан, она, прошла по коридору и спустилась вниз, помахав на прощанье встретившимся пациентам и пожалев, что им нельзя уехать в такое же чудесное путешествие. Главный врач пожелал ей счастливого пути, две сиделки под каким-то предлогом подошли к ней и никак не могли расстаться — так притягательна была ее радость.
— До чего же вам пойдет загар, миссис Кинг.
— Вы уж не забудьте послать нам открыточку.
Почти в то самое время, как миссис Кинг выходила из палаты, в машину ее мужа по дороге в клинику врезался грузовик — муж получил тяжелые внутренние травмы, и, по мнению врачей, смерть должна была наступить с часу на час. Известие о несчастье поступило в клинику по телефону, и первой о нем узнала телефонистка, дежурившая в маленькой комнатке, отделенной от вестибюля стеклянной перегородкой. Телефонистка видела миссис Кинг через стекло и знала, что та может ее услышать, поэтому она попросила старшую сестру срочно спуститься вниз. Сестра, ужаснувшись, бросилась к врачу, который принял такое решение: пока муж жив, больная ни о чем не должна знать; следует ей только сказать, что сегодня он не сможет приехать.
Миссис Кинг не могла скрыть огорчения.
— Я и сама понимаю, что расстраиваться глупо, — говорила она, — столько месяцев ждала, подожду еще один день. Он ведь обещал приехать завтра?
Старшая сестра не знала, что и отвечать, но все же сумела как-то выкрутиться, и наконец миссис Кинг вернулась к себе в палату. Затем вызвали самую опытную и бесстрастную сиделку и поручили ей следить, чтобы миссис Кинг до завтрашнего утра не читала газет и не разговаривала с пациентами. А там будет видно.
Наутро муж был еще жив, и врачи продолжали выжидать. Около полудня одна из сиделок встретила в коридоре миссис Кинг — та была одета в точности как накануне, но на этот раз сама несла чемодан.
— Сейчас приедет мой муж, — объяснила миссис Кинг, — вчера его задержали дела, но сегодня он непременно будет, в то же самое время.
Сиделка пошла ее провожать. Миссис Кинг пользовалась в стенах клиники полной свободой, и сиделка не решилась силой вернуть ее в палату, а вступать в объяснения побоялась, чтобы не сболтнуть лишнего. Когда они вошли в вестибюль, сиделка тайком подала телефонистке знак, и та, по счастью, сообразила, в чем дело.
Миссис Кинг напоследок еще раз оглядела себя в зеркале и сказала:
— Хочу, чтобы у меня всегда была точно такая шляпка и чтобы я всегда была так счастлива.
Минуту спустя, нахмурив брови, вошла старшая сестра.
— Как?! Джордж и сегодня не приедет?
— Увы! Ничего не поделаешь — надо набраться терпения.
Миссис Кинг грустно улыбнулась.
— А я так мечтала показаться Джорджу в своем новом наряде.
— Будет вам, вы одеты как с иголочки.
— Авось, платью и до завтра ничего не сделается. Я так счастлива, что мне просто стыдно грустить из-за одного дня.
— Вот именно.
Ночью муж умер, и утром на совещании врачей разгорелся спор, что же теперь делать — сказать все или ничего не говорить было в равной степени опасно. Наконец решили «услать» мужа в дальнюю поездку, и тем самым уничтожить надежду на скорую встречу. Когда она примирится с отсрочкой, ей откроют правду.
Врачи уже расходились, как вдруг один из них остановил коллег и показал на дальний конец коридора. Миссис Кинг с чемоданом в руке шла по направлению к вестибюлю.
Доктор Пири, ее лечащий врач, шумно вздохнул.
— Положение хуже некуда. Может, лучше ей все рассказать сейчас? Что толку врать про его отъезд, когда она привыкла получать от него по два письма в неделю. А сказать, что он заболел, и того не легче — станет проситься, чтобы ее отпустили к нему. Есть желающие поменяться со мной?
2
Сразу же после совещания один из врачей уехал в отпуск. Вернувшись через две недели, он в тот же час оказался в том же коридоре и замер при виде крохотной приближающейся процессии — санитара с чемоданом, сиделки и миссис Кинг в платье цвета морской волны и апрельской шляпке.
— Здравствуйте, доктор, — обратилась к нему миссис Кинг, — а я уезжаю. Сейчас за мной заедет муж и повезет меня в Вирджиния-Бич. Я встречу его внизу, чтобы ему не пришлось меня дожидаться.
Врач взглянул ей в лицо, глаза ее были ясными и счастливыми, как у ребенка. Сиделка делала ему знаки, что все идет как надо, поэтому врач просто поклонился и сказал, что погода нынче чудесная.
— Да, день выдался на славу, — ответила миссис Кинг, — но сегодняшний день — пусть бы даже лил дождь — все равно был бы для меня самым прекрасным.
Врач посмотрел ей вслед с недоумением и легкой досадой. Зачем понадобилось затягивать этот обман, думал он. На что они надеются?
Увидев доктора Пири, он задал ему этот вопрос.
— Мы пытались сказать ей правду, а она рассмеялась и обвинила нас в том, что мы все еще проверяем, здорова ли она, — ответил доктор Пири. — Вот пример, когда слово «немыслимо» можно употребить в прямом смысле — ее мозг отказывается воспринимать мысль о смерти мужа.
— Но не может же так тянуться до бесконечности?
— Теоретически нет. Несколько дней назад, после того как она в очередной раз уложила свой чемодан, сиделка попыталась ее удержать. Из холла я мог следить за ее лицом — она была на грани срыва, причем, заметьте, впервые за весь курс лечения. Лицевые мускулы напряглись, в глазах появился стеклянный блеск, голос сделался резким и хриплым, и она ледяным тоном заявила сиделке, что та лжет. Положение было критическим — еще минута, и вместо послушной пациентки у нас на руках оказалась бы больная с приступом острого возбуждения. Тут я вмешался и приказал сиделке проводить ее в вестибюль.
Он умолк, увидев, как все та же крохотная процессия в прежнем порядке возвращается в палату. Миссис Кинг остановилась и заговорила с доктором Пири:
— Моего мужа задержали дела. Досадно, конечно, но он просил передать, что будет завтра, а когда столько ждешь, смешно расстраиваться из-за одного дня.
— Совершенно с вами согласен, миссис Кинг.
— Пойду переоденусь. Надо, чтобы мой наряд и завтра выглядел таким же свежим. — Она сняла шляпку и стала ее внимательно разглядывать. — Смотрите, пятнышко; надеюсь, мне удастся его свести. Может, он не заметит?
— Не заметит, ручаюсь вам.
— Право, доктор, я ни капельки не унываю, что приходится ждать до завтра. Время летит так быстро.
Когда врачи остались вдвоем, тот, что помоложе, сказал:
— Может быть, дети… у них ведь их двое.
— Едва ли ее спасут дети. Когда она свихнулась, эта поездка стала для нее символом исцеления. Стоит отнять эту надежду, как ее рассудок совсем помрачится, и придется все начинать с самого начала.
— Есть ли у нее шанс?
— А вот это уже совершенно непредсказуемо. Я лишь попытался объяснить, почему ей было разрешено сегодня спуститься вниз.
— Ну, а завтра? А послезавтра?
— Что ж, — отвечал доктор Пири, — остается лишь надеяться, что в один прекрасный день он окажется там…
И тут врач неожиданно оборвал рассказ. В ответ на наши настойчивые расспросы он заявил, что ничего интересного дальше не было — всякому сочувствию рано или поздно приходит конец, а к странностям больных персоналу не привыкать.
— И она все так же ходит встречать мужа?
— Да, никаких перемен, но уже даже пациенты, кроме разве что новеньких, перестали обращать на нее внимание. Ежегодно ее шляпку потихоньку меняют на новую, в точности такую же, а платье на ней до сих пор прежнее. Всякий раз она бывает слегка расстроена, но старается не подать виду и очень мило утешает себя. Насколько мы в состоянии судить, несчастной она себя не считает, а на других пациентов, как ни странно, ее пример действует успокаивающе. И хватит об этом, бога ради, — уж лучше вернемся к каменным мешкам.